Музей Марины Цветаевой

«Дверь открывается... сразу волшебно!»

Текст: Мария Савельева

В Борисоглебском переулке, в доме №6, Марина Цветаева прожила с 1914 по 1922 годы. Она долго не могла найти подходящее жилье, но когда попала в сюда, тотчас поняла: это было то, что она искала.

Общий вид дома. Фото предоставлены Домом-музеем Марины Цветаевой

Квартира удивляла неожиданными архитектурными решениями. Посетителей этого дома встречала гостиная с верхним потолочным окном. Внутренние лестницы создавали несколько жилых уровней. Изогнутая буквой «г» комната Марины Ивановны имела 11 углов и вполне отражала сложные изломы поэтической натуры. «Это сборище комнат, это не квартира совсем! Как будто часть замка. Откуда-то ее пересадили в этот дом № 6», — говорила Марина Цветаева о своем новом обиталище.

Навстречу своему жилью

В этот дом Марина Цветаева въехала в возрасте 22 лет, счастливая молодая жена и мать. Она восхищалась своим мужем Сергеем Эфроном. Дочь Ариадна, которую дома называли Алей, с младенчества проявляла большие способности. Цветаева была к этому времени автором трех книг, удививших современников: недавняя барышня-гимназистка быстро обрела оригинальный поэтический голос.

Ища дом для своей семьи, Марина хотела приблизиться к «раю детского житья» — идеалу родительского дома в Трехпрудном переулке. Она долго ходила по объявлениям, смотрела дома, предназначенные к продаже, знакомилась даже с окрестными кошками и собаками, пытаясь прочувствовать атмосферу предлагаемых домов. Марина и ее сестра Анастасия (Ася), дочери известного московского профессора Ивана Владимировича Цветаева, создателя Музея изящных искусств, обе были влюблены в старину и мечтали отделать свои жилища по собственному вкусу. Семья Эфронов пыталась поселиться в Замоскворечье, но купеческие кварталы совсем не походили на родной для Цветаевой запад Москвы.

Наконец был найден этот дом. «Ася, нашла! Нет, нашла уж по-настоящему! Вот это будет мой дом!» — говорила Марина сестре. Она с жаром принялась за убранство помещений, ходила в антикварные лавки, располагавшиеся рядом, на Арбате.

В этом доме родилась младшая дочь поэта Ирина. Сюда к Цветаевой приходили Осип Мандельштам, Константин Бальмонт, Вячеслав Иванов, Николай Бердяев, Илья Эренбург, Борис Зайцев и многие другие.

Безмятежная жизнь однако скоро подошла к концу. Через полгода после того, как семья въехала в новую квартиру, Сергей Эфрон поступил добровольцем в санитарный поезд, возивший раненых с фронта Первой мировой войны. Революцию муж Цветаевой встретил в Москве и участвовал в уличных боях против большевиков. В январе 1918 года он вступил в Белую армию. После окончания гражданской войны вместе с уцелевшими частями врангелевских войск эвакуировался в Турцию и оттуда — в Чехию. Четыре с половиной года Марина Цветаева не видела своего мужа и долго не имела известий о том, жив ли он. После революции самым тяжелым временем для семьи была зима 1919-1920 года. Тогда из съестного можно было достать только черную муку и мороженую капусту. В эту зиму умерла от истощения Ирина — младшая дочь Цветаевой.

Прихожая

Уже при входе начинались странности планировки. «Передняя какой-то странной формы, вся из углов, потому что одна дверь впереди, одна как-то наискось, стеклянная», — рассказывала Марина Цветаева сестре, когда та еще не видела новую квартиру. В прихожей висело большое зеркало, располагался телефон и «гардероб-грот», в который можно было нырнуть с головой. Из него, согласно тексту «Повести о Сонечке», Марина Цветаева однажды достала для своей подруги Софьи Голлидэй два платья старинного покроя. Одно принадлежало прабабушке поэта, второе было сшито самой Мариной по старому лекалу, и оба достались в подарок ее любимой подруге. Цветаева всегда была щедра к тем, кого ценила, Николай Бердяев даже упрекал ее в том, что она отдавала последнее, когда сама ничего не имела.

«...Градероб — грот, а коридор — гроб... (О, темные места всех моих домов — бывших, сущих, будущих... О, темные дома!.. Не от вас ли мои стихотворные «темноты»?)»

Марина Цветаева. «Повесть о Сонечке», 1937

Гостиная с потолочным окном

Потолочное окно больше всего привлекало внимание гостей этого дома и сейчас приковывает взгляды экскурсантов. Эта необычная архитектурная деталь требовала ухода. В начале пребывания здесь Цветаевой прислуга регулярно выбиралась на крышу, чтобы чистить окно от снега и опавших листьев. Потом, в послереволюционные годы, стекло сильно пострадало и окно было забито досками. Помимо верхнего окна, освещала эту комнату люстра со множеством огоньков (верхнее окно было не во весь потолок).

Гостиная с потолочным окном. Фото предоставлены Домом-музеем Марины Цветаевой

Сейчас обстановка в этой комнате не вполне повторяет прежнюю. Облик квартиры воссоздавался по описаниям современников. Когда-то гостиная была обставлена ампирной мебелью красного дерева. Один напротив другого располагались два дивана. Под потолочным окном помещался круглый обеденный стол. В буфете хранилась посуда из тонкого фарфора и хрусталя. Ныне в гостиной представлены как мемориальные вещи, имеющие отношение к семье Цветаевой, так и типологические предметы, воссоздающие атмосферу эпохи. В посудной горке хранятся блюдо и тарелки, принадлежавшие семье Сергея Эфрона. Когда-то обитатели этой гостиной пили из чашки с изображением Жозефины, супруги Наполеона. Ту чашку вернуть уже невозможно, ее в детстве разбила Аля. «Я разбила его жену! Теперь он овдовел!» — сокрушалась девочка.

Комната была украшена старинными гравюрами и чучелами лис. На каминной полке стояли бюст Пушкина, подарок Ивана Цветаева, и часы в виде верблюда. После революции рядом с камином разместилась маленькая печка-буржуйка, труба которой ушла в каминный дымоход. Белые стены покрылись копотью. В гостиной начали появляться жильцы-квартиранты. В 1921 году в этой комнате жил красноармеец Борис Бессарабов, который под влиянием Цветаевой вышел из большевистской партии, и поэт Эмилий Миндлин, оставивший воспоминания о доме в Борисоглебском. В этой гостиной перебывали многие цветаевские знакомые. Она писала о своем жилище:

Дом, в который не стучатся:

Нищим нечего беречь.

Дом, в котором — не смущаться:

Можно сесть, а можно лечь.

Не судить — одно условье,

Окна выбиты любовью,

Крышу ветром сорвало.

Темная гостиная с роялем

Из гостиной с потолочным окном двери ведут в проходную комнату с роялем. Эта комната украшалась портретами и гравюрами, стены были оклеены винно-красными с золотом штофными обоями. В ней находился небольшой кабинетный рояль, привезенный из Тарусы. Ранее он принадлежал матери поэта, виртуозной пианистке Марии Александровне Мейн. В 1920 году, с наступлением голодных времен, Марине Цветаевой пришлось обменять рояль на пуд ржаной муки. Инструмент, который сейчас стоит в этой комнате, лишь напоминает тот, который был здесь когда-то.

Комната Марины Цветаевой

Из проходной гостиной одни двери ведут в детскую, другие — в низкий рабочий кабинет Марины Цветаевой. Комнаты матери и ее дочерей находились рядом, но старшей Але только изредка можно было заходить к матери, чтобы не отвлекать ее от работы. Позже Ариадна Эфрон назвала эту изогнутую комнату с 11 углами «граненой». Сейчас кабинет Цветаевой воссоздан более детально, чем все остальные помещения в квартире.

Комната Цветаевой. Фото предоставлены Домом-музеем Марины Цветаевой

Эта многоугольная комната была для Цветаевой одновременно и спальней, и — для некоторых, самых близких ее друзей — гостиной. Здесь же Марина Ивановна работала. Писать она могла только в тетрадях, и в те годы, когда их было не достать, сшивала листы сама. Ариадна Эфрон вспоминала, что ее мать «...работе умела подчинять любые обстоятельства, настаиваю: любые». Другие мемуаристы писали, что работала Цветаева «неистово». Позже, в 1930-е годы, она воспела письменный стол как близкого и навеки верного друга:

Так будь же благословен —

Лбом, локтем, узлом колен

Испытанный, — как пила

В грудь въевшийся — край стола!

«Женщины невероятно быстро обрастают всякими вещами и вещичками...», — будучи в ссылке в северном Туруханске писала о себе взрослая Ариадна Эфрон. Способностью обрастать уютными предметами в полной степени обладала ее мать, которая вовсе не была стеснена в средствах в пору обустройства квартиры в Борисоглебском. Она с увлечением ходила по антикварным лавкам и находила там удивительные предметы. Некоторые из них сейчас не подлежат восстановлению — такие, как люстра XVIII века с огоньками-подвесками синего хрусталя или шарманка, напоминавшая Марине о детстве. В разговорах с сестрой Цветаева сама удивлялась упорству, с которым она искала эту вещь, — шла война, а она, «как идиотка», разыскивала по антикварным лавкам шарманку. Но это была «душа» ее детства. В комнате также находились стереоскоп с фотографиями, морские звезды, чучело ястреба, панцирь черепахи, венецианские бусы, а кроме того — музыкальная шкатулка, доставшаяся поэту от бабушки. Шкатулку заводили, меняя валики.

В последние годы пребывания здесь Цветаевой комната плохо отапливалась, иногда Марина Ивановна писала в гостиной с потолочным окном, на столике возле камина. Цветаева пыталась заработать, составляя рукописные сборники для продажи в Лавке писателей. Копии страниц из этих книг лежат сейчас в музейной комнате на письменном столе. Стихи на них записаны красными чернилами, которые Марина присвоила себе во время работы в Наркомнаце. Теми же красными чернилами она когда-то оставляла автографы на стенах комнаты.

Детская

Из темной проходной гостиной с роялем путь идет в залитую светом детскую — самую большую комнату в квартире площадью 40 квадратных метров. Когда семья въезжала в этот дом, у Марины Цветаевой была только одна дочь — Аля, и ей одной досталась огромная парадная зала. Потом в этом доме родилась и прожила недолгую жизнь (меньше трех лет) ее младшая сестра Ирина. Сын Георгий (по-домашнему Мур) появится на свет позже, в эмиграции.

В этой детской на окнах стояли клетки с белками, бегавшими в колесе. По комнате разгуливали пудель Джек и кот Кусака. Говорили, что Аля научилась ходить, держась за хвост Джека — и тот бестрепетно сносил такое обращение. Все в семье очень любили животных. Здесь проходили незабываемые рождественские праздники, елки были до потолка. Анастасии Цветаевой казалось, что в этой комнате чудом сохранено Маринино детство. На полу очутился ковер, покрытый серо-рыжими листьями, привезенный из дома в Трехпрудном. Оттуда же была привезена рождественская картинка с собакой.

Книжный шкаф орехового дерева, стоявший в детской, принадлежал Марии Александровне Мейн. Круг чтения маленькой Али очень быстро расширился до объема всей библиотеки Марины Цветаевой. Дочь не всегда понимала все, что говорила мать, но та никогда не снисходила до детского уровня осмысления.

В послереволюционные годы обширная площадь комнаты оказалась ее недостатком: детскую невозможно было протопить, и она использовалась как склад. Среди поломанных игрушек стояли ящики с книгами, Цветаева отбирала из них некоторые и носила на продажу в Лавку писателей. Туда же она отдавала для продажи собственные рукописные сборники. Не только Цветаева, но и многие другие писатели и поэты дошли до такой крайней меры. Правда, Аля вспоминала, что Марина плохо умела торговать: всегда покупала в Лавке книги на более крупную сумму, чем могла выручить от продаж.

Сейчас эта комната — самая мемориально наполненная в музейной квартире. Зеркало и столик перед ним принадлежали Марине Цветаевой. Крупные предметы мебели достались музею от Анастасии Цветаевой. Живопись, украшающая стены, принадлежит кисти матери Сергея Эфрона, отважной революционерки Елизаветы Дурново, которая не успела стать свекровью и бабушкой, так как умерла до женитьбы своего сына. Эти картины — копии произведений И. Крамского, Ф. Моллера и Ж.-Б. Греза. Коврик с рождественской сценкой написан взрослой Ариадной Эфрон.

Как и раньше, детская производит впечатление просторной, ничем не загроможденной. В ней обитают чучело лисы, кукла, старинные деревянные лошадки. В комнате, помимо детской кроватки, стоит еще одна кровать побольше. Когда-то здесь же на большом сундуке спала нянька. Фотографии Али и Ирины относятся к 1919 году. Это последние сохранившиеся портреты младшей дочери Марины Цветаевой, на следующий год девочка умерла.

«Чердачный дворец мой...»

Марина Цветаева так описывала сестре свои первые впечатления от будущей комнаты мужа: «Мне показалось, тут должен быть иллюминатор, за ним — волны». После того, как Эфрон ушел на фронт, эта комната стала цветаевской любимицей. Антресольному кабинету посвящены строки 1919 года:

Чердачный дворец мой, дворцовый чердак!

Взойдите. Гора рукописных бумаг...



«Чердачный дворец». Фото предоставлены Домом-музеем Марины Цветаевой

У левой от входа стены стояла тахта, правее, у окна — письменный стол, в глубине — буфет. Со стен комнаты глядели портреты выдающихся военных, которых прекраснодушный Эфрон любил с детства: здесь были собраны изображения Суворова, Кутузова, Нахимова, Корнилова, героев обороны Севастополя.

Окна в «Сережиной комнате» находились на разной высоте. Над верхним окном потолок поднимался, образуя подобие невысокого колодца, а нижнее выходило на крышу детской, которая была тогда вровень с подоконником и образовывала площадку, обнесенную балюстрадой. По ней когда-то прогуливались Марина Цветаева и ее гости. Сейчас, к сожалению, площадка не сохранилась и крыша перед окном покатая.

Книжный шкаф хранит в себе издания на немецком и французском языках. Облик комнаты дополняют фотографии матери Сергея Эфрона, его сестры, самого хозяина комнаты и молодой Марины Цветаевой.

***

В 1922 году из дома в Борисоглебском Марина со старшей дочерью Алей уезжают в эмиграцию. Квартира к этому времени была изрядно разорена. Часть вещей была распродана, дорогой мебелью перед отъездом приходилось топить печи. Но Марине было жаль навсегда расстаться с этим жилищем. Уезжая из Москвы, она написала в жилтоварищество заявление, в котором просила оставить квартиру за своей сестрой Анастасией. Марина Ивановна не оговорила, что собирается за границу. Вместо этого она сообщила в бумаге, что временно съезжает на дачу. Ее прошение не было удовлетворено. В официальном ответе говорилось: «Отказать как не ответственной съемщице». Анастасия Ивановна даже не узнала о существовании такого документа.

Список литературы

Борисоглебье. Дом-музей Марины Цветаевой. М.: Троица, 2007.

Воспоминания о Марине Цветаевой. М.: Советский писатель, 1992.

Лосская В.К. Марина Цветаева в жизни. Воспоминания современников. М.: Прозаик, 2011.

Цветаева Ан. Маринин дом // Звезда. 1981. № 12.

Цветаева М.И. Повесть о Сонечке. М.: Эксмо, 2011

Швейцер В. Быт и бытие Марины Цветаевой. Париж: Синтаксис, 1988.